Антон ЛУНД
О повести «Профессиональный дилетант»
Немолодой человек, явно принадлежащий к образованному классу, сидит на полу в сарае, в новом наглаженном костюме и при галстуке, пьёт виски и что-то пишет на обратной стороне длинного, в несколько метров обойного листа… Представили себе такое? Представьте получше, ибо эта картина, собственно, и есть основной фон данной повести. Герой пишет летопись, летопись собственной жизни, — не развёрнутые мемуары, а краткие, отрывочные записки, перечисляет имена знакомых, что-то выделяет разноцветными фломастерами, что-то подчёркивает, ставит стрелки, крестики…
«Ещё одно, последнее сказанье, и летопись закончена моя…»
Главного героя повести автор назвал Сергеем Астаховым. Как хотите, но я не могу не представлять на месте Астахова самого Бориса Корнева; дело тут не в том, что повесть во многом автобиографична… Автобиографичность — понятие очень скользкое; в особенности, если автор не задаётся определённой целью — писать именно мемуары и ничто иное. Я не знаю, да мне и не нужно знать, что из описанного в «Профессиональном дилетанте» действительно случилось с автором, что он описал со слов знакомых, а что и вовсе сочинил. Для меня важно другое…
«Профессиональный дилетант» — это своего рода свод творчества Бориса Корнева, или, может быть, путеводитель по его книгам. Повесть вдруг открывает связь между разными и, как казалось, совершенно не связанными между собой, произведениями автора.
Я, разумеется, не хочу утверждать, что данная повесть — подведение итогов. Наверное, не зря автор добавил к слову «повесть» ещё одно словцо – «эссе». А эпиграф из Бунина… Да, это попытка взглянуть на прошлое свежим взглядом… И одновременно надежда «ещё одну весну узнать».
Какая сладость всё, что прежде
Ценил так мало, вспоминать!
Какая боль и грусть – в надежде
Ещё одну весну узнать.
Тем более, для окончательного подытоживания время ещё не наступило; насколько мне известно, автор уже нацеливается на новую книгу, и она, конечно, будет не последней…
Суть в том, что «Профессиональный дилетант», — я уж не скажу, вольно это сделано или не вольно, — собрал на своих страницах отсылки ко всем (буквально — ко всем!) книгам Б.Ф. Корнева. Читая, постоянно ловишь себя на мысли: «Это прозвучало в «Дальтонике»… Это я помню по «Бухте Провидения»… Вот герой из «Тандема»… Вот тема из «Танца Психеи»… А это — «Немедленно ждать!»…»
Хочу особо отметить: у меня ни разу не возникло ощущения, будто писатель занят самоцитированием, перепевами самого себя. Тут не повторение — тут, наверное, та самая спираль, о которой нам говорили когда-то преподаватели диалектического материализма: возвращение к той же точке, но на более высоком уровне. «Такая вот жизненная метаморфоза! – пишет Борис Корнев о судьбе своего героя Сергее Астахове. – Своеобразная иллюстрация закона развития «Отрицание отрицания» на судьбе одного отдельно взятого индивида».
Что же это за новый уровень, что за новая ступень?
Есть такой хитрый поэтический жанр — венок сонетов: пишется цикл из четырнадцати стихотворений, причём последняя строка предыдущего непременно должна стать первой строкой последующего, а последняя строка финального сонета — начальной строкой первого. Но мало этого: все первые строки всех четырнадцати стихотворений должны вместе составлять ещё один сонет — пятнадцатый, который обобщает смысл всего поэтического цикла. Этот пятнадцатый — составной — сонет называется мадригалом.
Так вот «Профессиональный дилетант», на мой взгляд, и есть такой мадригал (правда, прозаический), собирающий гирлянду всех прежних сюжетов Корнева в венок, завязывающий узел этого венка. А ведь мадригал можно читать и в отрыве от всех прочих произведений цикла, — он имеет и самостоятельную ценность. Когда Б.Ф. Корнев издаст собрание своих сочинений, «Профессиональный дилетант» должен, на мой взгляд, непременно занять в этом собрании особое место, быть каким-то образом выделенным, ибо он — ключ ко всем прочим произведениям писателя. Только он, объединяя в себе некоторые, весьма важные, мотивы, сможет до конца договорить то, что сказано в «Дальтонике», «Тандеме», «Реальной четвёрке».
Но я всё время думаю: как прочтут «Профессионального дилетанта» люди, впервые открывшие для себя писателя Корнева? Те, для которых ни одна фраза не вызывает в памяти воспоминаний о чём-то уже читанном? Что увидят в повести они? Думаю, — вот так…
Передо мной всё та же картина: профессиональный дилетант Сергей Астахов сидит в сарае в деревне на родине отца и покрывает обойный лист хаотическими, для постороннего глаза бессмысленными заметками. Сергей Астахов за свою жизнь успел побывать и учёным, и партийным работником, и бизнесменом; он спасался на льдине в Северном Ледовитом, сидел под обстрелом в грязном укрытии в Кандагаре, летал в Чили, когда там свергали Альенде… Бурная жизнь, интересная, — не то, что у иного мемуариста. Но Астахов пишет не мемуары, – «смотришь на себя, как на чужого, и забавно ловить мысли свои на попытках соврать, спрятать что-нибудь…» – он чертит схему своей жизни, — и не внешних её событий, но внутренних, глубинных связей… «Море ощущений, как вдох свежего воздуха через распахнутое окно, проникало в его душу, – пишет Корнев о своём герое, – наполняло восторгом, умилением и не вполне понятной истомой. То же чувствовал он при звуках грустной мелодии Зацепина из фильма про Арктику «Красная палатка»»…
Он всю жизнь менялся, как Протей из древнегреческого мифа, он, как говорит автор: «покоился на трёх «китах»:
— «В одно и то же время быть и здесь, и там»,
— «Немедленно ждать – своими решениями не уменьшать количество возможностей»,
— «А если уж начинать, то с мелочей – дьявол именно там».
Неопределённость, как цель; дилетантизм, как профессия… До сих пор Астахов считал, что в этом — его сила, и вдруг сила обернулась душевным кризисом, едва ли не болезнью… И вдруг, после нескольких дней «самолечения» в сарае над листом обоев и бутылкой виски, разрозненные листы пёстрой жизни Астахова собираются в единую книгу, — или, опять-таки, сплетаются в единый венок, и венок этот — творчество.
Вдруг оказалось, что дилетантство во многих сферах оборачивается профессионализмом в одной — в литературе. Всю жизнь герой скользил над человеческой суетой, внимательно всматривался в неё, ни разу при том не опускаясь в гущу людских интересов, ничего не принимая слишком близко к сердцу, ничего не делая своей главной функцией, оставляя за собой право «не уменьшать количество возможностей», — пока, наконец, единственная значимая возможность сама не обернулась реальностью. Богатый жизненный опыт дилетанта стал фундаментом для работы профессионала.
Существует ведь два пути в литературу: или тебя в младенчестве Муза поцеловала макушку, и ты, едва научившись говорить, начинаешь слагать свои песни (это, как правило, путь поэта), или ты достаточно долго идёшь по жизни, почти не подозревая о цели пути, ни к чему душой не прилепляясь, но всё с любопытством изучая, как вдруг понимаешь, что пришла пора рассказать об увиденном (это путь многих прозаиков). Корневский Сергей Астахов — типичный представитель второго пути; всю жизнь он без сожаления менял одну маску на другую — с комсомольского активиста на учёного, с учёного на партийного функционера, с партаппаратчика на бизнесмена и т.д. — понимая, что ни то, ни другое, ни третье не написаны ему на роду, и лишь прожив половину жизни, затосковал по своему подлинному лицу. И, будучи человеком умным, способным самостоятельно решать собственные проблемы, он это своё лицо нашёл. В сущности, вся повесть есть описание того «мозгового штурма», который предпринял Астахов, спасаясь от душевного кризиса, — и, честное слово, я что-то не припомню подобных сюжетов в мировой литературе.
Книги Бориса Корнева всегда в высшей степени историчны: история в них (чаще всего, недавняя, не уходящая глубже второй половины ХХ века), — есть главный герой повествования. Каждый корневский персонаж движется в мощном потоке своей эпохи. Плывёт по течению? В какой-то степени, да, — но ведь и по течению можно плыть по-разному: или захлёбываясь в воде, не понимая, куда тебя несёт, бессмысленно барахтаясь среди волн; или, как в серфинге, пытаясь оседлать поток, внимательно смотря по сторонам, умело лавируя, самостоятельно выбирая место, где лучше всего причалить. Герои Корнева, как правило, принадлежат к этому, второму типу, — и Астахов тут не исключение. Его плавание проходило в тех бурных водах, в которых затонул Советский Союз. Сам писатель говорит о той эпохе так:
— Тогда многие по нескольку раз вынужденно ломали свою жизнь и потом мучительно искали любую кочку, на которую можно было бы опереться в трясине всеобщей неопределённости. Вокруг были иные люди и непривычные, несовместимые понятия и эмоции… Многие к таким поворотам судьбы были не готовы. «Когнитивную ригидность» приходилось гасить. Одни заливали душу алкоголем. Другие, наталкиваясь на разбросанные повсюду завлекающие игрушки, ринулись в бизнес. И те, и другие потом пополняли своими надгробиями городские кладбища… Так или иначе, но всё это время каждый искал свой приют души, этакую Бухту Провидения. Не тихую гавань, где можно укрыться от житейских бурь! Другое! Место, где не успеваешь фотографировать всё, что тебя окружает. Дело, которое сначала раскрыло твои способности, а затем позволило их реализовать…
Ход истории предопределял жизненный путь Сергея Астахова. Его «профессиональное дилетантство» обуславливалось годами умирающей советской власти, когда ни одно из дел не казалось прочным, настоящим, всё было похоже на детскую игру для совсем взрослых мальчиков — «марксизм-ленинизм», «мировая соцсистема» и т.д. — не верилось, что этим можно заниматься всерьёз. Тут был простор для профессионального дилетанта, но ещё больший простор открылся, когда советская власть окончательно рухнула, и дилетантами вдруг оказалось большинство населения страны. Вокруг царил дилетантский бизнес, дилетантский рынок, дилетантская демократия, дилетантское искусство… В этой эпохе профессиональный дилетант мог чувствовать себя вполне в своей тарелке: поток времён нёс героя, но герой сумел воспользоваться направлением потока в своих целях, — пока однажды не понял, что пора причаливать к своему собственному берегу, выйти из истории и стать самостоятельной единицей мироздания. Поистине, задача для титана!
Тут мне сразу приходит на память другая повесть Б.Ф. Корнева — «Дальтоник» (мы ведь знаем, что «Профессиональный дилетант» — это свод корневского творчества, а, следовательно, отсылка к другим его произведениям будет более чем уместна). Итак, «Дальтоник»: рассказ о красноармейце, который в хаосе первых дней Великой Отечественной не согласился жить по правилам времени — отступать, удирать, бросать города, — но решил стать самостоятельной боевой единицей и организовал на оккупированной территории партизанский отряд в количестве одного человека — себя самого. Мне кажется, что сюжеты «Дальтоника» и «Дилетанта», в сущности, идентичны, — только исторический антураж различен. Командир, вырывающийся из сплошного потока отступающих, чтобы выполнить своё главное назначение — драться с врагом; или писатель, вырывающийся из потока всесветного дилетантства, чтобы создавать книги, — разница тут такова, что ею можно пренебречь. Зато общее — титанический прорыв из исторического потока к свободе самовыражения. Б.Ф. Корнев уточняет эту мысль так:
— Каждый обладает естественной склонностью к той деятельности, в которой он добивается успеха. Тогда он чувствует себя на своём месте. К сожалению, большинство людей осваивают профессии, к которым их подвёл случай или «поводырь» – в хорошем смысле этого слова. Но к этим профессиям у них нет реальной склонности, они делают её всего лишь источником своих доходов. Это не мало, надо сказать, однако, опять-таки есть одно «но». В итоге они забывают или — ещё хуже — даже не раскрывают свои естественные способности. Навыки формируются. Это — да. Но ведь, если не отличать таланты от навыков, то можно всю свою жизнь прожить, так и не раскрыв себя…. И тогда из всех ароматов «невыносимой лёгкости бытия» пришлось бы сотворить нечто пресное, предсказуемое и рассудительное, превратить его (Сергея Астахова – А.Л.) узорное, разноцветное полотно жизни в пустой белый лист непригодившихся обоев».
Итак, «Профессиональный дилетант» — это история мозгового штурма, история прорыва и взлёта. Мы знаем немало книг, рассказывающих о становлении некоего писателя (лондоновский «Мартин Иден», например), — все они говорят о более или менее традиционном пути в литературу: от ученичества к первым, ещё незрелым опусам, и далее — к шедеврам… Это путь, совершаемый в условиях относительной стабильности общества, где всякая социальная роль уже расписана и способы её достижения заранее определены. Но в кризисные эпохи эти способы работать перестают, и тот, кто хочет достигнуть выбранной цели, должен сам прокладывать себе путь почти наугад. Возможно, путь при этом становится значительно более длинным, — это не важно, лишь бы он привёл к цели, к той самой «Бухте Проведения», лежащей уже вне исторической предопределённости. Такому, кризисному, пути посвящена повесть Бориса Корнева; вот чем она ценна для всякого читателя, — не только для тех, кто хорошо знаком с творчеством Бориса Фёдоровича.
И всё-таки — венок сонетов, мадригал!.. Корнев, к счастью, из тех писателей, кто пишет «романы с продолжением», — но не сюжетную линию протягивает из одной вещи в другую, а мысль, мировоззрение, образ… Он чётко выстраивает свой собственный мир, его вселенную не спутаешь ни с какой другой, его пространство всегда жёстко организовано, всегда очерчено скупыми, но точными и энергичными штрихами. Его рука — рука не живописца, а графика, гравёра-вируоза; даже говоря о такой расплывчатой, трудноуловимой материи, как сознание поэта-символиста (я имею в виду его рассказы и эссе о Шарле Бодлере), он не пускается в прихотливые фантазии, он остаётся ясным и определённым. Его повести — это звенья одной мысленной цепи… Венок сонетов — это определение очень подходит к его творчеству, ибо сонет не терпит бесформенности, сонет — это чёткая словесная конструкция с ясной мыслью и зримыми образами. Венок сонетов — это переход из мысли в мысль, что так соответствует творческой манере Б.Ф. Корнева. Сегодня этот венок мастерски завершён мадригалом, — но законы прозы более обширны и разносторонни, чем законы поэзии, — там, где поэт ставит точку, прозаик продолжает свой труд. И мы знаем, что новая повесть, словно ключ раскрывающая некоторые тайные двери прежних работ писателя, откроет путь и к будущим его произведениям.